© C.В.Утехин, 2003

Посвящаю аспирантам и студентам, работавшим в моих семинарах по историческому методу в Пенсильвании и в Москве.

А. Об историческом методе.

        Слово история - греческое. Насколько известно, оно стало проникать в русский литературный язык с XII века. Восходит оно к тому же индоевропейскому корню, что и русские слова видеть и ведать (а также немецкое wissen "знать" и английское wisdom "мудрость"). У древних греков один из глаголов, производных от этого корня, употреблялся в значениях "осведомляться", "выведывать", "собирать сведения, свидетельства", одно из существительных - "сведущий человек" (в частности, сведущий в вопросах права, который может разобраться в свидетельствах).
        Отсюда  ιστορία - осведомление, разузнавание, исследование, изучение; затем - полученные таким путём результаты, научные выводы; наконец - изложение полученных результатов, повествование. Большинство этих значений греческого слова в той или иной мере сохранилось в заимствовавших его европейских языках, в том числе в русском.
         Одно из важнейших направлений внимания - в прошлое. Собирание сведений, свидетельств о прошлом, изучение прошлого, а затем и само прошлое в смысле полученного таким путём представления о нём - так развивался особый пучок значений слова история у греков и римлян. Этот пучок стал основным в теперешнем нашем словоупотреблении.
         По своему возрасту история - одна из самых почтенных наук. "Отцом" её (как его назвал Цицерон) заслуженно считается Геродот, работавший в V веке до Р. Х. За два с половиной тысячелетия историки накопили большой опыт, из которого можно вывести некоторые общие соображения, обычно именуемые историческим методом. Весьма поучительно, что во всех своих основных чертах это - то же, что научный метод вообще, только выступающий в привычных для историка терминах и манере изложения.¹
         Строго говоря, выражение "исторический метод" (как и "научный метод") - плеоназм. Греческое слово μέθοδος (из μετά οδός, буквально "в пути") означает "путь исследования", "исследование", т. е. почти то же самое, что "история" в общем смысле. Ради смягчения плеонастического эффекта можно, пожалуй, вместо "исторический метод" говорить "исторический подход". Иногда, говоря о своём занятии, историки называют его ремеслом, практикой истории. ² Каждый историк, опираясь, с одной стороны, на профессиональные традиции ³, а с другой - на присущую ему систему ценностей, вырабатывает свою оценку подходов предшественников, своё понимание метода, своё применение ремесленных приёмов. Исторический подход, как я его понимаю, можно свести к следующим положениям. ⁴
        История - занятие автономное и самодовлеющее, наука чистая, а не прикладная. ⁵ Конечно, результаты исследовательской работы историка могут оказаться полезными и быть использованы для каких-то посторонних самому исследованию целей. Но, приступая к исследованию и в ходе его, историк не должен задаваться целью принести пользу (скажем, воспитательную, чтобы "на истории" люди "учились", к чему, к сожалению, историки нередко стремятся). Обнаружение такого намерения неизбежно снижает доверие к его работе, вызывает подозрение в тенденциозности. Задача исследователя - постараться выяснить, wie es eigentlich gewesen [ist] ("как оно, собственно, было"), по крылатому выражению знаменитого немецкого историка XIX века Ранке (Leopold von Ranke). Сходное указание можно найти уже у Аристотеля. ⁶
        Часто высказывается мнение, что историк может, или даже должен, задаваться вопросом "почему?". Нередко историк утверждает, что ему удалось ответить на такого рода вопрос. Однако при ближайшем рассмотрении оказывается, что отвечает он (если это серьёзный историк) на вопрос "как?", а не "почему?".
        Правда, если дело идёт о выяснении мотивов тех или иных решений или поступков, то такая задача вполне допустима и принципиально разрешима (при учёте выводов психологии, где теория мотивации хорошо разработана). В этом смысле вопрос "почему?" равнозначен вопросу "из каких побуждений?".
        Если же, как часто бывает, под "почему?" понимается задача выявления каких-то причинно-следственных связей помимо мотивов, помимо человеческой личности, то такая цель недостижима. В числе умений, навыков, приёмов исторического ремесла просто нет таких, которые давали бы возможность пытаться установить такого рода причинную зависимость.
        Поставив себе определённую задачу (с учётом историографии вопроса, то есть того, что было сделано по интересующему его вопросу его предшественниками ⁷), историк переходит к отысканию источников, в которых можно надеяться найти нужные ему сведения.
        Классики нашей дисциплины, начиная с Геродота, утверждали (обычно не на словах, а на деле), что важнейшая часть исторического подхода - критика источников, то есть установление их подлинности (внешняя критика) и определение степени достоверности содержащихся в них сведений (внутренняя критика). Казалось бы, это очевидно и в доказательствах не нуждается. Но даже и при наличии таких убедительных доказательств как "Текстология" покойного академика Д. С. Лихачёва (1962) источниковедческой критике нередко уделяется совершенно недостаточное внимание.
        Только успешно решив источниковедческие задачи, можно приступить к извлечению из источника нужных сведений и использованию их для ответа на поставленный вопрос. Такой найденный историком ответ (а не сведения источников сами по себе) называется историческим фактом. Исторический факт стоит не в начале работы историка, как часто думают, а в конце исследования. Он - построение историка.
        Совокупность исторических фактов и есть история в смысле наших знаний о прошлом. Она - здание, возведённое многими поколениями историков. Разумеется, здание это несовершенно, как несовершенно всё, творимое человеком. Посильное совершенствование исторического здания - повседневный труд историка.
        Верующие принимают возможность совершенного знания о прошлом через Божественное откровение. Но у нас речь идёт о науке, а не о вере. Вера и наука далеко не всегда совместимы.

_____________________________________________